Дело Дмитрия Талантова

 Председателю Верховного Суда Российской Федерации

В.М.Лебедеву

Талантова Д.Н., адвоката, Президента Адвокатской палаты Удмуртской Республики, Первого вице-президента Гильдии российских адвокатов

 

ОБРАЩЕНИЕ 

Уважаемый Вячеслав Михайлович!

В ходе недавно состоявшегося семинара-совещания руководства судов субъектов РФ Вы высказали несогласие с едва ли не единодушно разделяемой в обществе позицией о доминировании в российском правосудии обвинительного уклона.

Я хочу Вас публично поддержать.

В российском правосудии не может быть ни обвинительного, ни любого иного уклона, поскольку в России не существует правосудия. По меньшей мере - как системного ценностного феномена.

Понимаю, что мое заявление может показаться чрезмерно резким и обобщенным. Не буду оспаривать того факта, что среди действующих судей есть люди профессиональные и совестливые. Но это не способно изменить картину общей гуманитарной катастрофы. Правосудие – это когда гражданин уверен в системе, а не когда с ним играют в лотерею – а вдруг да повезет! Причем, по моим наблюдениям, вероятность того, что «повезет», имеет, по мере прохождения дела от низшей к высшей судебной инстанции, свойство обратной геометрической прогрессии. Прежде чем проиллюстрировать сказанное на примерах, позволю несколько слов по поводу мотивации Вашего высказывания.

Ваше утверждение об отсутствии обвинительного уклона строится не на данных о числе оправданных (а таковых, как Вы признали, лишь 1% от общего числа подсудимых – явно маловато для оптимистических обобщений, тем более, что подавляющая часть оправданий касается дел частного обвинения), а на количестве подсудимых, в отношении которых дела были прекращены судами по реабилитирующим и нереабилитирующим основаниям. Согласно приведенным Вами данным, прекращение дел по нереабилитирующим основаниями имело место в 10 с лишним раз чаще, нежели по основаниям реабилитирующим. Таким образом, феноменом прекращения дел по реабилитирующим основаниям можно пренебречь. По Вашим словам, уголовное преследование в судах было прекращено в отношении 30% подсудимых. А далее было сказано так: «Если 30% дел, которые обвинение направило в суд, были прекращены после исследования всех доказательств, то какой же это обвинительный уклон? И какая разница, по каким основаниям прекращены эти дела? Нам же предлагали осудить людей по любым основаниям. Можно было прекратить эти дела, не направляя их в суд. Но их направили, суды этих людей не осудили, а все равно говорят об обвинительном уклоне».

Думается, что в Ваших рассуждениях есть большая доля лукавства. И дело даже не в том, что прекращение уголовных дел по нереабилитирующим основаниям не всегда происходит, как сказали Вы, «после исследования всех доказательств» (при прекращении дела на стадии предварительного слушания это вообще едва ли возможно). Для подавляющего числа случаев прекращения дел по нереабилитирующим основаниям нет нужды обращаться к серьезной оценке основной доказательственной базы, а тем более к оценке тех доказательств, по которым существует спор. Ну какие доказательства нужно анализировать для того, чтобы прекратить уголовное дело, к примеру, за истечением срока давности уголовного преследования, или вследствие акта об амнистии? В тех же случаях, когда без формальной оценки доказательств не обойтись, эта оценка по факту происходит в условиях отсутствия минимальных признаков судебного спора. Прекращается ли дело за примирением сторон, в связи ли с назначением судебного штрафа, по признакам ли деятельного раскаяния – в этих и подобных случаях нет ни малейшей надобности разрешать спор применительно к основным атрибутивным признакам представленных в дело доказательств – свойствам подтверждения события преступления и виновности подсудимого. Тут нет никакого спора, ведь в указанных Вами случаях прекращение дела устраивает абсолютно всех!

А нет спора – нет и следа сущностной судебной процедуры - разрешения конфликта между гражданином и государством.

И это совсем другой вопрос – почему безусловно подлежащие прекращению дела не прекращаются на этапе предварительного расследования. Иногда – потому что соответствующие объективные условия не наступили, а чаще – потому что статистический показатель оценки деятельности органа предварительного расследования это делать строго-настрого запрещает. Чай, в России живем - кому есть дело до закона, если существует Статистический Отчет. Любому практикующему в сфере уголовного судопроизводства юристу хорошо известны фразы типа: «нас за прекращение дел бьют, пусть суд прекращает».

Таким образом, нет ни малейших оснований приписывать прекращение уголовных дел по нереабилитирующим основаниям отсутствию в судах «обвинительного уклона». Просто это удобно, быстро и вполне бесконфликтно. Не требует ни мужества, ни мастерства, ни времени. И, право же, бы странным, если бы суды поступали вопреки соображениям собственной выгоды, совпадающей, по случаю, с требованиями закона и интересами всех участников судопроизводства! Так что гордиться тут особенно нечем и довод для обоснования отсутствия в судах обвинительного уклона избран неубедительный.

А теперь самое время вернуться к моему тезису об отсутствии в России правосудия. В изначальном смысле этого понятия - как деятельности по применению права при разрешении существующего спора.

Чтобы не быть заподозренным в избирательном подходе, я возьму для целей репрезентативности самую известную русскую фамилию – Иванов. А чтобы избегнуть упреков в субъективизме, призову в союзники Конституционный Суд, суждения которого в вопросах толкования права для суда общей юрисдикции как бы обязательны. На модальной частице «как бы» настаиваю.

Итак – применяется ли в российских судах право? И есть ли у Ивановых хотя бы минимальная возможность доказывать свою невиновность?

***

Пример первый. Иванов Евгений.

Пример хорош тем, что я не участвовал в этом деле в качестве адвоката-защитника, а значит могу ощутить себя «просто гражданином». То есть испытывать гамму чувств, почти не замутненную процессуально-пристрастным статусом.

Дело Евгения Иванова и его соподсудимых широко освещалось в региональной прессе в 2007-2008 годах. Зверское групповое изнасилование и последующее убийство молодой девушки не могло не шокировать. В моем рабочем столе до сих пор лежит аудиодиск, который передала мне бабушка Иванова. На нем – стоны и мольбы истязаемой. Может показаться невероятным, но несчастная девушка смогла перед смертью включить на телефоне функцию записи.

Приговор Верховного суда Удмуртии, которым Иванову было назначено наказание в виде 18 лет лишения свободы, а с учетом отмены имевшегося ранее условного наказания - в виде 20 лет лишения свободы в колонии строгого режима, казался справедливым. Близкие по жесткости наказания были назначены и другим подсудимым.

Признаюсь - у меня не было ни малейшего желания браться за это дело, когда через несколько лет после суда ко мне обратилась бабушка Евгения. Почти не сомневаясь в окончательном ответе (лишь бы успокоить совесть), я согласился прочитать приговор. Оказалось, что приговор в решительной степени построен на показаниях некоего гражданина Нуркаева, осужденного за заранее не обещанное укрывательство изнасилования и убийства. Согласно тексту приговора, Нуркаев был свидетелем произошедшего. Объективных доказательств виновности основных подсудимых, включая выводы экспертиз, по делу не имелось. Подсудимые свое участие в преступлении отрицали, говорили о примененных к ним на следствии пытках. И даже Нуркаев отказался давать показания в суде. Как водится, зачитали его признательные показания на следствии, и этим ограничились. Я решил встретиться с Нуркаевым. Подумал, что если он подтвердит мне сказанное на следствии, то в помощи откажу. Однако в разговоре со мной Нуркаев признался, что свидетелем изнасилования и убийства он не был, а оговорил осужденных, будучи помещенным в следственный изолятор, под пытками сотрудников правоохранительных органов. От описания примененных к нему методов «убеждения» воздержусь, дабы лишний раз не шокировать широкую общественность. Как рассказал Нуркаев, он был поставлен перед выбором – либо оговорить обвиняемых, либо сесть в тюрьму как соучастник изнасилования и убийства. Скажу лишь, что подробности, которые привел Нуркаев, не оставляли сомнений в правдивости его рассказа. Понимая, что могу принести большую пользу как свидетель, я обратился в Следственное управление Следственного комитета РФ по Удмуртской Республике с заявлением о совершенном преступлении - заведомо ложных показаниях при производстве предварительного расследования, соединенных с обвинением лица в совершении особо тяжкого преступления, а также в принуждении свидетеля к даче показаний со стороны сотрудников правоохранительных служб путем применения угроз, шантажа, соединенного с применением насилия, издевательств или пыток. Разумеется, соглашение об оказании юридической помощи мной не заключалось.

Мое заявление о возбуждении уголовного дела было Следственным управлением Следственного комитета РФ по УР проигнорировано. Обязательного по закону решения по заявлению о преступлении в порядке, предусмотренном уголовно-процессуальным законом (ст.145 УПК РФ), принято не было. По утверждению должностных лиц Следственного управления, оснований для организации процессуальной проверки по моему заявлению не имелось. По моему заявлению не было проведено ровным счетом ни одного проверочного действия. В том числе не были опрошены ни я, ни сам Нуркаев.

В связи с этим я был вынужден втянуться в многолетний (с 2012 года!) марафон судебного обжалования отписок чиновников Следственного управления. В частности, я обжаловал действия и бездействие должностных лиц Следственного управления, связанных с отказом принятия предусмотренного законом решения по моему заявлению о возбуждении уголовного дела и проверки заявления о совершенном преступлении, повлекшем столь страшные последствия.

Однако суды рассматривать мои жалобы также категорически отказались (выносились постановления об отказе в принятии моих жалоб к судебному производству). Апелляционные и кассационные жалобы в вышестоящие суды также были оставлены без удовлетворения. Последнее процессуальное решение, связанное с рассмотрением жалоб на нарушение моего права на доступ к правосудию, было принято Заместителем Председателя Верховного Суда РФ В.А.Давыдовым. Суть отказов в принятии моих жалоб состоит в следующем. По мнению судей (включая судью и Заместителя Председателя Верховного Суда РФ!), сделав заявление о возбуждении уголовного дела по факту преступлений против правосудия, я «фактически оспаривал обстоятельства, установленные приговором Верховного Суда Удмуртской Республики от 3 июня 2008 года», чего был делать не вправе. Высказанные судьями первой, апелляционной и кассационной инстанций суждения сводятся к тому, что, при наличии подобной направленности моей жалобы, принятие процессуального решения по моему заявлению о преступлении «обязательным не является». Правовое обоснование этого вывода отсутствовало.

Между тем, приведенное суждение судов общей юрисдикции прямо противоречит обязательным для правоприменения правовым позициям Конституционного Суда РФ.

Существует множество определений Конституционного Суда РФ, суть которых сводится к тому, что правоохранительные органы не вправе уклоняться от приема и проверки заявлений о преступлениях и принятия по ним соответствующего процессуального решения даже в тех случаях, когда заявление связано с возможностью установления в ходе проверки обстоятельств, связанных с предметом оценки вступившего в законную силу приговора.

Примечательно, что судьи, отказавшие мне в удовлетворении кассационной жалобы, включая Заместителя Председателя Верховного Суда РФ, мои ссылки на правовую позицию Конституционного Суда РФ просто проигнорировали.

Если абстрагироваться от юридической казуистики, то все предельно просто. По факту оказалось, что судам нет дела до справедливости и закона.

Когда появились факты, угрожающие стабильности постановленного приговора, судами было сделано все, чтобы лишить осужденных права на пересмотр приговора по установленной действующим законодательством процедуре возобновления судопроизводства по вновь открывшимся обстоятельствам. Причем сделано это было вопреки четко сформулированной Конституционным Судом России правовой позиции.

Говоря попросту, судебная система Российской Федерации (а моя жалоба рассматривалась судьями высшей судебной инстанции страны!) считает, что данные, свидетельствующие о совершении преступления против правосудия, прямо повлиявшего на формирование выводов суда о виновности подсудимых, проверяться не должны лишь потому, что приговор по делу вступил в законную силу. Что должностные лица, использовавшие пытки для фабрикации заведомо ложных доказательств, ответственности не подлежат. Что приговор не подлежит проверке по вновь открывшимся обстоятельствам даже в случае получения данных об очевидной, замешанной на преступлении, судебной ошибке.

Хочу подчеркнуть – никаких других законных способов отмены приговора по делу Иванова, кроме возобновления производства по делу ввиду вновь открывшихся обстоятельств, по закону не существует. Об обстоятельствах совершения преступления против правосудия к моменту вступления приговора в силу известно не было. Поэтому единственная возможность добиться исправления трагической судебной ошибки лежит в плоскости возбуждения уголовного дела по фактам преступления против правосудия и последующего (при условии получения соответствующего процессуального решения) пересмотра приговора по вновь открывшимся обстоятельствам.

Я спрашивал Нуркаева, почему он не стал давать показания в суде. Он ответил, что не мог лгать, но и говорить правду, памятуя о перенесенных истязаниях, не посмел.

Любопытный штрих. Согласно заключения специалиста Центра речевых технологий г. Санкт-Петербург, «фонетический облик слов, которые прослушиваются на фонограмме (голосов убийц), позволяют предполагать относимость речи к таким языкам, как таджикский, узбекский или родственный им». Между тем, все осужденные – жители Ижевска, по национальности русские или удмурты. В приговоре суда об этом заключении специалиста не сказано ни слова. Из показаний ряда лиц, участвовавших в процессе, действительно следует, что изнасиловали и убили девушку люди, говорящие с нерусским (кавказским или среднеазиатским) акцентом.

Относясь к своим словам с ответственностью я, разумеется, не могу на сто процентов утверждать, что Иванов и другие подсудимые не совершали преступления, за которое осуждены к колоссальным срокам лишения свободы. Но я абсолютно уверен, что приговор требует пересмотра.

А еще я глубоко уверен в том, что действия лиц, препятствующих пересмотру дела (включая судейских чиновников), глубоко аморальны, если только не преступны.

Допустим, я действительно ослеп и не отличаю белое от черного. Допустим, я никудышный юрист и понимаю суть вынесенных Конституционным Судом решений с точностью «до наоборот». Но возникает вопрос - почему тогда подписанное судьей Верховного Суда РФ постановление об отказе в удовлетворении моей жалобы, а равно подписанный Заместителем Председателя Верховного Суда РФ ответ не содержат ни единого слова с мотивацией несогласия с моей позицией по делу, основанной на процитированных в жалобе определениях Конституционного Суда?

Подобное отношение к принимаемым Конституционным Судом РФ решениям в сфере уголовного судопроизводства является стандартным. И либо это положение должно кардинально измениться, либо придется признать, что деятельность Конституционного Суда имеет значение лишь в области доктринальных научных исследований, что Конституционный Суд РФ утратил функции ключевого органа судебной власти, а положения статьи 118 Конституции РФ являются юридической фикцией.

***

Пример второй. Иванов Александр.

Приговором Октябрьского районного суда г.Ижевска от 09 сентября 2015 года Александр Иванов был признан виновным в покушении на незаконное хранение без цели сбыта наркотических и психотропных средств. Ему было назначено наказание в виде лишения свободы сроком на 3 года. Апелляционным определением Верховного суда Удмуртской Республики были частично удовлетворены апелляционные жалобы стороны защиты – мера наказания изменена на условную. Такой результат мог бы показаться удачным, если бы не конкретные обстоятельства дела.

В основу приговора не было положено вообще никаких доказательств, свидетельствующих о совершении Ивановым преступления, а доказательства его невиновности, представленные защитой, были судом проигнорированы по тому соображению, что собирающая доказательства сторона защиты действовал вне рамок уголовно-процессуального закона, а, следовательно, собранные ей материалы доказательствами не являются в принципе.

Думаю, что направляемые в Ваш адрес документы позволят убедиться в том, что я не шучу.

Суд первой инстанции указал, что «берет за основу приговора показания свидетелей – сотрудников полиции … о наличии оперативной информации о причастности Иванова А.П. к незаконному обороту наркотических средств и психотропных веществ посредством использования почтовых отправлений». При этом в приговоре не было раскрыто ни сути, ни источников оперативной информации, на «наличие» которой сослался суд.

Это нисколько не удивительно - свидетели отказались рассказывать суду не только о конкретике, но даже о сути той оперативной информации, которой они, якобы, обладали. Отказ свидетелей раскрыть суть и источники «оперативной информации» был обусловлен ссылками на ее «секретный характер». То есть ссылаться суду было ровным счетом не на что.

Этим комедия не исчерпывалась. Большинство полицейских, на показаниях которых построен приговор, заявили, что информация о причастности Иванова к наркотикам лично к ним вообще не поступала, что знали они незаконной деятельности Иванова со слов других полицейских. А те, другие, в свою очередь заявили, что имеющаяся у них информация носила «предположительный, не конкретный характер».

Не правда-ли, неслабое «доказательство» для обвинительного приговора - ссылка суда на отказ одних полицейских давать показания об услышанном от других полицейских, которые, в свою очередь, вообще ни о чем не знают? Простите меня, но до такого безобразия суды доходили разве что в разгар сталинских репрессий.

Апелляционная коллегия Верховного суда Удмуртии коллегу из районного суда поддержала, сославшись на положения ст.12 ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» и указала, что сведения, касающиеся ОРД, «составляют государственную тайну, соответственно их распространение может быть ограничено». Таким образом, по мнению суда апелляционной инстанции, суду нет надобности знать о наличии доказательств вины обвиняемого, достаточно получить соответствующие голословные уверения оперативных сотрудников, которым, как известно, «нет оснований не доверять». Таким образом, по удмуртскому (или российскому?) пониманию закона, правосудие (под которым я до сих пор по наивности понимал непосредственную оценку представленных доказательств) может быть делегировано операм.

Защита попыталась представить собственные доказательства, само наличие которых, мягко говоря, делало вывод о виновности Иванова абсурдным. Результат следующий. Привожу буквальную цитату определения апелляционной инстанции – Верховного суда Удмуртской Республики:

«Аудиозапись и указанные в апелляционных жалобах заявления Иванова А.П. на имя адвоката Талантова Д.Н. от 08 ноября и от 11 ноября 2013 года, выписка из журнала регистрации этих заявлений, диск с видеозаписью устного заявления Иванова А.П. и заявление У. получены вне рамок уголовно-процессуального закона, требованиям, предъявляемым к доказательствам, не отвечают».

Поиск смыслов, по которым судебная коллегия пришла к столь радикальному выводу, либо попытка найти в апелляционном определении обоснование недопустимости доказательств, которые защита пыталась представить в дело Иванова, будет тщетным.

Полная пустота. «Вне рамок»; «не отвечают» – и точка. Почему – догадайся сам.

Известно, что в большинстве случаев суды инстанции выше районной до объяснения своей позиции не опускаются. Не царское дело. Но, в отличие от подобных случаев, определение Верховного Суда Удмуртской Республики по делу Иванова носило, так сказать, характер концептуального и окончательного разрешения адвокатских потуг стать полноценным участником уголовного судопроизводства. Во всяком случае, лично мне не известно случаев, когда суд говорил защите с подобной степенью пролетарской ясности – вы не субъект представления доказательств. Вы вообще никто и звать вас никак.

В сложившейся ситуации я был вынужден обратиться в Конституционный Суд Российской Федерации с жалобой о признании не соответствующими Конституции тех норм УПК РФ и ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», которые, по смыслу, придаваемому этим нормам решением Верховного суда Удмуртии, якобы, не позволяют стороне защиты самостоятельно получать и представлять в суд доказательства. Но зато позволяют судам принимать и расценивать в качестве доказательств некую не раскрытую по источнику получения и содержанию белиберду в виде «информации о наличии информации».

Как мной и предполагалось, по результатам жалобы Конституционный Суд вынес так называемое «отказное определение с позитивным содержанием».

Попросту говоря, Конституционный Суд подтвердил правильность моего понимания закона и, мягко говоря, ошибочность суждений судов общей юрисдикции.

В частности, Конституционный Суд указал, что результаты оперативно-розыскной деятельности могут использоваться в доказывании по уголовным делам исключительно в соответствии с положениями уголовно-процессуального законодательства Российской Федерации, регламентирующими собирание, проверку и оценку доказательств. Конституционный Суд подчеркнул, что результаты оперативно-розыскных мероприятий являются не доказательствами, а лишь сведениями об источниках тех фактов, которые, будучи полученными с соблюдением требований ФЗ «Об оперативно-розыскной деятельности» могут стать доказательствами только после закрепления их надлежащим процессуальным путем, а именно на основе соответствующих норм уголовно-процессуального закона, т.е. так, как это предписывается статьями 49 (часть 1) и 50 (часть 2) Конституции Российской Федерации.

Между тем, судебные решения по делу Иванова были основаны на ссылке судов на некие не раскрытые перед судом и участниками процесса «сведения о наличии оперативной информации», которые не только не были, но и не могли быть в принципе (в силу их закрытости от суда), закреплены процессуальным путем.

Разумеется, положенные в основу приговора некие «сведения о наличии информации» принципиально не могут быть восприняты в качестве «доказательства» по причине отсутствия каких бы то ни было признаков, характеризующих легально закрепленное в ст.74 УПК РФ понятие «доказательства» (под таковыми в указанной норме понимаются «сведения о наличии или отсутствии подлежащих доказыванию обстоятельств», а отнюдь не «сведений о наличии сведений» о наличии или отсутствии подлежащих доказыванию обстоятельств»).

Далее Конституционный Суд напомнил, что статья 89 УПК РФ запрещает использование в процессе доказывания результатов оперативно-розыскной деятельности, если они не отвечают требованиям, предъявляемым к доказательствам данным Кодексом. В связи с этим Конституционный Суд РФ прямо указал, что сохранение в тайне сведений, указанных в статье 12 ФЗ Об оперативно-розыскной деятельности» (о использованных при проведении ОРД силах, средствах, источниках, методах планах и результатах ОРД, о внедренных в ОПГ лицах, негласных сотрудниках органов, осуществляющих ОРД и о лицах, оказывающих им содействие на конфиденциальной основе, а также об организации и тактике проведения ОРМ) не изменяет правила проверки и оценки доказательств, полученных в результате результатов оперативно-розыскной деятельности, как они определены статьями 87 и 88 УПК РФ.

Между тем, доводы Апелляционного определения Верховного суда Удмуртской Республики были основаны на правовой посылке, диаметрально противоречащей обязательной для правоприменения позиции Конституционного суда. Напоминаю, что Верховный Суд Удмуртии обосновал свою позицию о недопустимости допроса полицейских о сущности имеющейся у них оперативной информации и, соответственно, о достаточности для целей доказывания виновности Иванова простого заявления полицейских «о наличии у них оперативной информации о причастности Иванова А.П. к незаконному обороту наркотических средств» тем соображением, что ст.12 Федерального закона «Об оперативно-розыскной деятельности» запрещает суду входить в исследование информации оперативного характера.

Как видим, Конституционный Суд РФ счел подобный довод Апелляционного определения Верховного суда Удмуртской Республики противоречащим Конституции РФ и действующему уголовно-процессуальному закону.

Пожалуй, еще более интересной была позиция Конституционного суда в отношении «революционного» суждения Верховного Суда Удмуртии о принципиальной невозможности представлять в суд какие-бы то ни было доказательства защиты.

Конституционный суд напомнил очевидное – согласно положений УПК РФ, согласующихся с нормами ФЗ «Об адвокатской деятельности и адвокатуре в Российской Федерации», сторона защиты вправе собирать и представлять письменные документы и предметы для приобщения их к уголовному делу в качестве доказательств, а его защитник – собирать непосредственно доказательства.

Таким образом, Конституционный суд Российской Федерации, рассматривая жалобу стороны защиты, связанную с институтами собирания и представления стороной защиты доказательств по уголовному делу (а шире – самого права на защиту), сформулировал обязательные для правоприменения правовые позиции, по сути фиксирующие допущенное судами по делу А.П.Иванова существенное нарушение уголовно-процессуального закона, повлиявшие на исход дела.

А дальше произошло то, что происходит в 99 процентах случаев. Моя кассационная жалоба направленная в Президиум Верховного суда Удмуртии, основанная, в частности, на обязательной для судов общей юрисдикции правовой позиции Конституционного Суда, была проигнорирована.

Настоящее открытое обращение, по законам жанра, не может содержать детального анализа фактических и правовых обстоятельств упомянутых дел. Но для каждого, кто захотел бы проверить обоснованность моих утверждений, я выкладываю соответствующие документы. Обращаю особенное внимание на текст моей кассационной жалобы по делу Александра Иванова и, соответственно, текст постановления судьи Верховного суда Удмуртской Республики А.Ю.Темеева об отказе в передаче кассационной жалобы в судебном заседании суда кассационной инстанции. Обратите внимание – в постановлении судьи отсутствует минимальная реакция на семь из восьми оснований кассационной жалобы.

Позвольте задать вам, уважаемый Вячеслав Михайлович простой вопрос – если из восьми доводов жалобы начисто игнорируются семь, то о чем это говорит?

Разрешите, я отвечу сам. О полном презрении к закону, к решениям Конституционного суда Российской Федерации и, наконец, к человеческим судьбам.

Все это к вопросу о наличии в нашей стране правосудия. Не уже говоря о разных там уклонах…

***

Поскольку по делу первого из упомянутых Ивановых мной пройдены буквально все возможные судебные инстанции (включая получение ответа Вашего заместителя), у меня возникает право обратиться, в порядке реализации положений ст. 401.8 УПК РФ, непосредственно к Вам.

Не так давно Вы, уважаемый Вячеслав Михайлович, были награждены утвержденной ФПА РФ медалью имени императора Александра II. Медаль вручена за приверженность идеалам социального прогресса и вклад в демократические преобразования.

Это большое счастье знать, что рассмотрением моей жалобы займется человек, преданный столь высоким гуманистическим идеалам.

Что до дела второго Иванова, то исходя из того, что моя кассационная жалоба был проигнорирована практически по всем приведенным в ней доводам, я при всем желании не могу считать, что она была предметом рассмотрения на уровне Президиума Верховного суда Удмуртии. Поэтому, исходя из смысла ст.401.17 УПК РФ я подаю в этот судебный орган повторную кассационную жалобу с требованием о ее разрешении по существу.

Одновременно заявляю, что я намерен использовать по названным делам весь спектр правовых возможностей защиты Евгения и Александра Ивановых от Российской Федерации в лице ее судебных чиновников. В чем можно убедиться, заглянув в прилагаемые документы.

01 октября 2017 года

С уважением,

Гражданин Российской Федерации, адвокат, Президент Адвокатской палаты Удмуртской Республики, Первый вице-президент Гильдии российских адвокатов.

Д.Н.Талантов

 

Приложение: 

Определение Конституционного суда РФ от 29 сентября 2016 г. N 1943-О об отказе в принятии к рассмотрению жалобы гражданина Иванова Александра Павловича на нарушение его конституционных прав

Ходатайство об отмене постановления об отказе в передаче кассационной жалобы

Обращение к Председателю Верховного суда РФ и Квалификационную коллегию судей УР о принятии мер к безусловному исполнению нижестоящими судами требований статьи 50 Конституции РФ и наложении дисциплинарного взыскания на судью районного суда г. Ижевска

Обращение к Председателю Конституционного суда РФ и Председателю Верховного суда РФ, Квалификационную коллегию судей УР о принятии мер к безусловному выполнению судами РФ решений Конституционного суда и наложению дисциплинарного взыскания на судью Верховного суда УР

Кассационная жалоба на приговор в отношении Иванова А.П.

 

 

 

Комментарии  

#4 Александр 06.10.2017 13:08
статья хороша. и читается легко.. Однако на сам факт отсутствия правосудия она вряд ли хоть как - то повлияет...
Цитировать
#3 Александр 06.10.2017 13:06
Статья действительно актуальна и по делу. Вот только г - н Лебедев вряд ли уже начнет, наконец - то, реально шевелиться для того, чтобы правосудие появилось, наконец - то, хотя бы в возглавляемом самим же г - м Лебедевым суде...
Цитировать
#2 Михаил В. 05.10.2017 20:02
Спасибо, интересно
Цитировать
#1 Инокентий 05.10.2017 19:52
Хорошая статья, легко читается!
Цитировать

Добавить комментарий

Уважаемые пользователи!
Запрещается употребление нецензурных слов и выражений, оскорбление других участников, а так же любая реклама.

Защитный код
Обновить